Экологический кризис как инструмент эволюции

greenkrest 11.12.2006

Возможно, в сознании человека, далёкого от проблем современного мира, экологический кризис присутствует, как некое новое явление, возникшее в последние десятилетия двадцатого века. На самом деле человечество всегда жило в условиях перманентно обостряющегося экологического кризиса. Более того. Именно экологический кризис, кризис среды обитания, и создал современный тип человека.
Природные катастрофы резко меняли условия жизни людей всё время существования человечества.
Прорыв вод Средиземного моря в Чёрное, бывшее тогда пресноводным озером, произошёл всего семь с половиной тысяч лет назад. Наступая со скоростью 800 метров в час, море смывало людские поселения, заставляя выживших бежать в горы.
Балтийское море меняло свои очертания пять раз за последние 8 тысяч лет. Река Нева и острова Невской дельты возникли всего две тысячи лет назад.
Взрыв вулкана на острове Санторин уничтожил крито — микенскую цивилизацию; проникновение малярийного комара на север, вызванное потеплением климата , серьёзно ослабило Римскую империю; изменения в уровне увлажнённости степной зоны Евразии вызывали то развитие, то вымирание кочевых народов.
Крупнейший кризис, едва не погубивший человечество, разразился 70 тысяч лет назад. Людей тогда осталось всего около 10 000 на всю планету; из них женщин было около пятисот. Всё началось с извержения вулкана Тоба на острове Суматра — мощнейшего за последние 2 миллиона лет. Извержение длилось около двух недель, за которыми последовали шесть лет “вулканической зимы”, когда Солнце было скрыто за густыми облаками пыли и пепла. Слой пепла того времени в Индии, найденный при раскопках, достигал шести метров в толщину. Затем пришло тысячелетнее глобальное похолодание. Вода замёрзла, выросли ледники, море отступило, оставив солёные пустыни. По всей планете бушевали холодные песчаные бури. Семена не прорастали; травоядные животные вымирали. Земля покрылась гниющими трупами своих обитателей. В течении 20 000 лет популяция человека разумного, сократившаяся до критического уровня, не возрастала.
Но не только природные кризисы влияли на развитие человечества. Неолитическая революция (переход к земледелию и скотоводству) произошла потому, что первобытные охотники перебили всю крупную дичь и их племена начали вымирать от голода. Во времена неолитической революции количество людей на Земле сократилось в 10 раз. Правда, потом их численность быстро восстановилась — но это были уже другие люди.
Хрестоматийным стал пример того, как “козы съели Древнюю Грецию”. Но ещё большее негативное влияние на её природу оказало возделывание масличных деревьев. Почва, оставшаяся незащищённой под деревьями, обладающими глубоким стержневым корнем, быстро размывалась и уходила в море. Так за 500 лет площадь обрабатываемых земель на Пелопоннесе сократилась вчетверо.
Истребление деревьев на острове Пасхи туземцами привело к тому, что им стало не из чего делать крупные лодки и на острове наступил голод, резко сокративший население.
Те, на кого не действовал “кнут природы” — экологический кризис — вымирали. Некогда бок о бок с нашими предками жили иные виды древних людей. Родословная человечества — не прямая линия, а ветвистый куст, от которого осталась одна единственная живая ветка. Разница между “человеком разумным” и , к примеру, вымершим ( либо уничтоженным нашими предками) архантропом, состояла в том, что архантропы, существовавшие как вид в 20 раз дольше нашего и ушедшие всего 50 тысяч лет назад, почти не изменились за отпущенный им миллион лет. Между тем человек разумный (неоантроп) постоянно эволюционирует, приспосабливаясь к изменяющимся условиям среды, вырабатывая такие механизмы приспособления, как расы и экотипы (этносы). У современных людей обнаружен возникший более 200 тысяч лет назад вариант гена бета-глобалина. Он встречается только в Азии, то есть не унаследован от нашего общего африканского предка. Он древнее прибывших в Азию неоантропов. Значит, единственный источник этого генетического материала — древние азиатские архантропы. Ещё одно исследование — гаплотипов (разных генных вариантов) человека — выявило в нашей ДНК боле древние фрагменты, что в принципе подтверждает данные по бета — глобалину: люди разумные скрещивались с азиатскими и африканскими архантропами, что и привело к возникновению крупных рас: белой — прямых потомков кроманьонцев, а также — монголоидов и негроидов, возникших в результате метисизации кроманьонцев с архантропами и неандертальцами. Этот факт расистские учёные пытаются опровергнуть, хотя понятно, что речь здесь идёт именно о скрещивании внутри единого вида — ведь различные виды живых существ не могут давать полноценное потомство.
Итак, экологический кризис, в том числе — “рукотворный” — был всегда. Но в наше время он приобрёл глобальный размах, а также стал осознаваться человеческими массами, как факт повседневной жизни. Понимание того, что мы все живем в условиях кризиса, характеризующегося повсеместной исчерпанностью мира, стало всеобщим. Ожидания изменений, причем в массе своей нежелательных, охватили все слои населения. Вопрос, собственно, состоит в том, какие изменения неизбежно произойдут; какие из них действительно будут необходимы; и насколько можно будет управлять происходящими изменениями. Попробуем дать на него ответ.
Параметры экологической катастрофы удачно описал профессор В. А. Зубаков (1999). Основных индексов катастрофы, описанных у него, всего четыре.
Первый — переход возобновляемых ресурсов биосферы — чистой воды, почв, растительности и кислорода — в невозобновляемые. Почвы на сегодняшний день уже завершили такой переход. Вторым параметром катастрофы является эндоэкологическое (т. е. — на уровне клеточного пространства) отравление высших организмов токсинами, тяжелыми металлами и радионуклидами и ответная мутация их геномов. Такие процессы фиксируются практически у всех видов живых существ, населяющих Землю, т. е. процесс генетического вырождения ядерных организмов уже идет. Третьим параметром является психолого-информационный шок человечества, выражающийся в психологической дезадаптации человечества — резком росте числа самоубийств, алкоголизма и других форм “ухода от жизни”, в том числе — в мир эзотерики. Повсеместно фиксируется хроническая усталость и пассивность населения, т. е. психологическая установка на самоуничтожение приобретает глобальную выраженность.
Последним параметром экокатастрофы является технологическая готовность к глобальной реализации синдрома “ухода” всей цивилизации.
По различным подсчетам (Арский и др., 1997; В. Г. Горшков 1995; В. Зубаков, 1995; Д. К. Медоуз, 1994 и др.) экологическая емкость Земли перегружена в 6-8 раз по демографическим показателям и где-то к 2020 году экологическая катастрофа вступит в свою завершающую стадию — то есть количество умирающих людей превысит количество рождающихся.
Видимо, общее сокращение численности населения Земли неизбежно. Но подобное сокращение вполне может происходить выборочно и практически не затрагивать основные центры цивилизации, при условии, разумеется, их мощной обороны от метастаз гибнущего мира.
Сокращение населения стран Азии и Африки в несколько раз не вызовет значительных изменений в жизни индустриальных и интеллектуальных центров цивилизации, т. к. большинство этого населения практически не участвует в товарном и интеллектуальном обмене с этими центрами.
Рассмотрим события 1989-1999 годов, произошедшие на территории СССР и экстраполируем их на весь остальной мир.
Резкий взрыв национального сознания, всеобщее понимание того, что как природные, так и культурные ресурсы исчерпаны, и, вследствие этого, ненависть к чужакам, вызвали распад страны и, в дальнейшем, более 300 межнациональных конфликтов — где вылившиеся в вооруженные столкновения (Приднестровье, Абхазия, Карабах, Тува, Чечня), где приобретших вялотекущую форму (практически вся территория бывшего СССР). Между тем дефицит ресурсов продолжал нарастать, но крайне неравномерно. От дефицита ресурсов практически не страдала Москва, приграничные с Европой республики Прибалтики, пограничные и портовые, связанные с Европой, города. В несколько большей степени пострадали столицы вновь образованных государств, хотя и там сейчас нарастает резкая дифференциация в образе жизни различных слоев населения, и вскоре останутся в благополучном состоянии буквально отдельные городские кварталы, в которых будет проживать узкий слой правительственных чиновников и представителей местной элиты.
В основном мы могли видеть обнищание и голод значительной (в бывших союзных республиках Закавказья и Средней Азии) и заметной (в России, на Украине и Белоруссии) части населения, рост числа заболеваний, вызывающих инвалидность и смерть, разрушение объектов инфраструктуры, перебои с подачей тепла, электроэнергии и воды в города, невозможность городскому населению прокормиться без обработки дачных участков (т. е. — разрушение урбанистической цивилизации), и, наконец, начальное сокращение численности населения в абсолютных цифрах и резкое сокращение численности здорового и трудоспособного населения в цифрах относительных.
В тоже время кажущимся парадоксальным, а на самом деле вполне естественным образом эти изменения оказались нейтральными для процессов развития цивилизации, науки и культуры в сохраняющихся действующими интеллектуальных центрах бывшего СССР. Падение тиража книг в среднем в 10 раз не повлекло за собой ухудшения качества литературы — а вот прекращение идеологического давления позволило различным искусствам сделать огромный рывок вперед.
Здесь мы можем постулировать основную мысль данной работы: кризисные явления в окружающей среде являются полезными либо нейтральными для процессов эволюции человечества, до тех пор, пока они не влекут за собой заметное для интеллектуальной элиты сокращение степеней свободы в ее образе жизни, в поступках и в творчестве.
Ближайший исторический аналог происходящих событий — Великая чума 1348 года, унесшая до 1/3 населения Европы, до 1/2 населения стран Арабского мира. Историк Жорж Дюби так описывает последствия эпидемии: “Города укрываются за цепью своих укреплений, замуровываются в крепостных стенах. Тех, кто по ночам пытается проникнуть в город, убивают. Или, наоборот, обезумевшие жители ищут спасения, сбиваясь в банды, рыскающие в окрестностях города. В любом случае, царил страх, жизнь замерла, между прошлым и будущим зиял разрыв. На период пятидесяти, шестидесяти лет, последовавших за эпидемией 1348 года и отмеченных рецидивами чумы, приходится один из немногих крупных переломов в истории нашей цивилизации. Из этого испытания Европа вышла с ощущением некоторого облегчения. Она была перенаселена. Демографическое равновесие было восстановлено. Благодаря обретенному благополучию художественное творчество не утратило своей жизненной силы. Но, в согласии со всем остальным, тон его стал другим.
В искусство внезапно ворвались несхожие мотивы — мрачный интерес к смерти и тяга к развлекательности. Францисканский пафос с самого начала XIV века проник в образцы самого высокого искусства: Ассизские сцены распятия трагичны, они взывают к состраданию, являя взору мучимую пытками плоть. После эпидемии эта плоть скорее отдает мертвечиной, всем видом своего разложения и своим оскалом смерти подталкивая к погоне за радостями жизни”.
Именно чума разрушила культуру Средневековья и подготовила Возрождение в Европе. Но та же чума, вызвавшая разрушение ирригационных систем и засоление почв на Востоке, принесла упадок утонченной цивилизации халифатов и сказок “Тысячи и одной ночи”. На Востоке экологический кризис погасил неразвитые свободы интеллектуальных кругов и сменил просвещенных властителей на жестоких и жадных кочевников. Справедливости ради стоит заметить, что чума нанесла завершающий удар, и кризис систем поливного земледелия к тому времени шел уже около 150 лет. Но факт остается фактом — если на Западе степень свободы творчества не была затронута экологическим кризисом (очередная вспышка чумы 1666 года не помешала Ньютону работать над своими открытиями) и поэтому Запад путем внедрения определенных технических новшеств смог избавиться, пусть временно, от кризисных явлений, то исламский Восток не сумел решить технологическую задачу и стал жертвой опустынивания. Его население неуклонно сокращалось и лишь с приходом европейцев стало резко расти, что в наши дни вызвало новый, еще более жестокий кризис.
Угроза свободе поведения интеллектуальной части общества в этносоциальном аспекте в первую очередь проистекала от взаимовлияния других культур, иностранных обычаев, чужих стереотипов поведения. Это вызвало резкий взлет национализма: в XIX веке — в Европе, завершившийся созданием мононациональных государств, в XX веке — по всему миру, вызвавший распад колониальных империй. Мы можем прогнозировать и в будущем дальнейшее стремление стран и народов к самоидентификации и отчуждению от соседей по планете. В то же время в мире присутствует феномен космополитизма, объясняющийся тем, что национальная ограниченность также угрожает свободе интеллектуальной элиты. Можно сказать, что интеллектуалам всего мира важно иметь возможность в любой момент становиться из патриотов космополитами и наоборот.
Жан-Поль Сартр когда-то сказал: “Ад — это другие”. Легко прослеживаемое направление развития человечества — бегство из этого ада.
Известный эколог и публицист Виталий Челышев предложил недавно составить список постулатов, описывающих каким мы бы хотели видеть мир будущего, и предложил для начала несколько вполне утопических тезисов типа “все, что живет, должно выжить”, и т. д. Вообще утопический взгляд в будущее, равно как и в прошлое, довольно ехидно высмеял Михаил Успенский в книге “Там, где нас нет”: “Молодцы у нас все, как один, добрые, а девицы — красные, мужи — доблестные, жены — верные, старцы — премудрые, старушки — сердобольные, дали — неоглядные, леса — непроходимые, дороги — прямоезжие, города — неприступные, нивы — хлебородные, реки — плавные, силы — могучие, брови — соболиные, шеи — лебединые, птицы — вольные, звери — хищные, кони — быстрые, бунтари — пламенные, жеребцы — племенные, зерна — семенные, власти — временные, дела — правые, доходы — левые…”
Прогнозирование будущего должно быть основано на понимании того, что лишь 20% землян участвуют в мировой экономике, и, по сути, кормят остальные 80%. Сейчас природа прилагает усилия для избавления планеты от чрезмерного населения. Бороться с этим бессмысленно; не учитывать — глупо. Единственно возможный путь состоит в управлении кризисными явлениями в природе. Необходимо предпринять все усилия для того, чтобы неизбежное сокращение численности населения Земли произошло бы выборочно, примерно так, как во времена Великой чумы и последовавшего за ней опустынивания Магриба, Леванта и Средней Азии.
Мы надеемся на то, что, как и прежде, от катастрофы пострадают те, кто ее вызвал своим безудержным размножением и потреблением ресурсов, созданных чужими руками и посланных в виде технической и гуманитарной помощи в страны третьего мира. Иными словами, мы уповаем на мудрость Природы, на объективность экологических процессов, на избирательность катастрофы, которая не захлестнет редкие островки цивилизации на планете. Потому что цивилизация, дающая свободу для интеллектуальной элиты — а, значит, почти исключительно “западная” цивилизация — это единственное достижение человечества в его длительном эволюционном пути, и потерять ее значило бы обессмыслить все существование людей на Земле.
Юрий Шевчук, “Зелёный Крест”.